sashabig

Дорогое удовольствие

Издавна в Венеции горожане развлекались массовыми побоищами с применением холодного оружия - преимущественно палок. Потеха так и называлась - палочная война.Квартал шел на квартал, и местные задиры и головорезы в такие дни были в центре общего внимания и обожания. Это был большой и важный праздник. К нему основательно готовились. Мигранты, прибывшие в Венецию на заработки, пришлые солдаты, нищие, бандиты и даже кое-кто из жителей гетто считали своим долгом присоединиться к "своему" кварталу, как подобает добрым соседям и солидным людям. Горожане охотно орудовали палками (а также втихаря кинжалами, тесаками и дубинками); в средствах и приемах они не стеснялись. В тесной Венеции побоища между "патриотами" родных кварталов проходили там, где было хоть какое-то место - на знаменитых венецианских мостах и вокруг них.



Со временем власти решили, что потеха эта - слишком дикая. Они запретили холодное оружие и ввели некое подобие правил. Палочную войну сменила война кулачная. Добрые венецианцы в XVI-ХVII веках даже выработали свою технику кулачного боя, чем-то похожую на прежние приемы драки на холодном оружии. Не исключено, что они первыми в Европе Нового времени научились разворачивать в ударе кулак и бить по-настоящему крепко. Появились даже отборные бойцы, которые чаще всего и были зачинщиками общей свалки. Венецианцы потешались над жителями других итальянских городов, любивших похожие развлечения, и буйной солдатней из Далмации - считалось, что те совсем не умеют пользоваться кулаками и развлекаться по-настоящему.

Уже в те далекие дни многие богатые европейцы прибывали в Венецию поразвлечься и полюбоваться на город. Французы, англичане, немцы и многие другие были частыми гостями Венеции. Знатные гости города ходили посмотреть на кулачные бои на мосту. Шла ожесточенная конкуренция за самые удобные места с хорошим обзором. Правда, бои часто выходили за рамки приличий, и тогда лилась кровь, а на поле боя и в канале оставались трупы неудачливых участников забавы. В пылу схватки венецианцы забывали о правилах и брались за старое, били исподтишка и использовали самые грязные приемы и методы. На гостей это производило тягостное впечатление; некоторые заезжие принцы были весьма недовольны кровавым зрелищем.



Во время этих массовых драк одни стремились испытать себя или опасного противника. Другие стремились свести счеты с недругами. Не один и не два влиятельных бандита, а порой даже кое-кто из офицеров городской стражи получили по морде от благодарных горожан. И хорошо, если только по морде и только кулаком. Впрочем, никто в долгу не оставался, включая служителей закона.

Во время одного такого праздника случилось настоящее ЧП. По голове получил весьма высокопоставленный чин венецианской городской стражи. Причем, получил так невовремя, что упал с моста прямо в канал. Но ему повезло: нередко упавшие тонули, или их кто-то добивал. Офицера вовремя достали из воды. Оказалось, в общей свалке ему досталось от жителя местного гетто, который поддержал самый близкий ему квартал по-соседски. Городские власти не оценили местного патриотизма. На еврейскую общину был наложен баснословный даже по тем временам штраф, чуть ли не в тысячу цехинов. И то был один из самых дорогостоящих нокаутов в истории.

Вот интересно: что сказала бы сегодня общественность, если бы за подобные развлечения профессиональных боксеров (или даже любителей) приходилось платить их болельщикам или соседям по району?

Про дуэли и романтику



Дуэлянты и секунданты решают сложный вопрос.
Вероятно, вопрос чести.

В доинтернетные и дофэнтезийные времена авантюрные и авантюрно-исторические романы были очень популярны. Лет двадцать пять тому назад я и сам зачитывался Скоттом, Дюма, Стивенсоном, Сабатини, Ридом, Буссенаром, Готье и некоторыми другими авторами из этой области. Чтение было увлекательным, местами неожиданным, а подчас - очень странным и даже неприятным. Позже я для себя определил: если слишком сильно вчитываешься, магия слов куда-то уходит, и проступают менее романтичные детали. И так уж вышло, что сильнее всего эти странности  проступали в историях, связанных с поединками, а в особенности с дуэлями. Еще позже я с удивлением обнаружил, что дуэль в литературе встречается с поразительной частотой, и не только в беллетристике. И более того - особой популярностью у литераторов самого разного плана издавна пользуется подстроенная, подлая дуэль.



Провокациями не брезговал и капитан Блад.
Из благих побуждений. Сцена из экранизации.

До сих пор очень многие восторгаются дуэльной романтикой. Народ любит песню о шпаге в исполнении Миронова. Народ любит песни мушкетеров из советского кинофильма. Побивание толп зловредных (но крайне неумелых) гвардейцев кардинала Ришелье тоже издавна вызывает самый горячий энтузиазм. Вот только более ранние авторы, особенно из числа более искушенных и трезво мыслящих, к романтике этой относились очень и очень настороженно. Классический сюжет про бой героя с негодяем можно прочитать в "Капитанской дочке". В "Выстреле" можно встретить искусного дуэлянта, готового пожертвовать даже своей репутацией, лишь бы дождаться нужного момента и отомстить обидчику. Но, вероятно, одна из самых отвратительных историй о дуэлях рассказана в "Поединке". С другой стороны, сюжет этот в западной литературе встречается чаще - и у классиков, и у талантливых беллетристов, и у литературных поденщиков. Кстати, нередко речь об искусном фехтовальщике, который собирается под предлогом дуэли без труда заколоть неумелого бойца. Вероятно, этот сюжет очень давно превратился в литературное клише, но оказался настолько удачным приемом, что им так и продолжали пользоваться не одну сотню лет. Впрочем, и в наши дни он не то чтобы совсем исчез. А вот романтики в таких историях издавна было очень мало.



А все так благородно начиналось...

Жил да был Питер Байи. Был он каллиграфом, гравером и выполнял разные заказы по художественному оформлению, в том числе украшению торжественной процессии Морица Нассау при въезде в славный город Лейден. Лейден был в те дни особенным городом. Лейденский университет, как я уже упоминал раньше, был местом непростым, ведь там готовились важнейшие кадры для армии северных Нидерландов. Так вот, каким-то образом Питер Байи получил должность "носителя церемониального жезла" Лейденского университета, которую многие годы исполнял. А еще он был хорошим фехтовальщиком. Его трактат по рапире уже в наши дни нашли в библиотеке Морица Нассау.



Из трактата Питера Байи "Краткое наставление по одиночной рапире" начала XVII века.

Питера Байи взял помощником себе Людольф ван Кейлен, официальный мастер фехтования Лейденского университета.  И вроде все шло хорошо: Байи занимался каллиграфией и гравюрами, тренировал будущих офицеров и инженеров, получал выгодные заказы и даже нашел неплохих учителей-художников своему сыну. Но, как говорится в некоторых искусствоведческих книжках, "по не вполне понятной причине" в 1597 году он потерял свое место "носителя церемониального жезла" и переехал потом в Амстердам.



Немецкая гравюра. Фехтовальный зал по соседству с борделем.
Сплошной разврат со всех сторон.
( Read more... )

Осада замка

Изображение осады замка в средневековых манускриптах - отдельная занятная тема.
Вот, скажем, была такая забава - осада "замка любви". Замок защищали дамы, а атаковали рыцари.


( Read more... )

Шовинист

Английский мастер Джозеф Суэтнем больше всего известен по двум работам. Одна посвящена принцу Генри, которого Суэтнем якобы обучал. Это трактат по фехтованию. Судя по содержанию этой книги (ее несложно найти в сети), суэтнемовская система была гибридом итальянских школ фехтования на рапире и некоторых английских боевых искусств, вроде боя на кватерстаффах. Хотя Суэтнем гордо утверждал, что его система фехотвания и трактат - исключительны и именно британские по сути своей. Как учитель фехтования он предпочитал осторожную и надежную работу на дистанции, атаку с финтами издали по ближайшей мишени, продуманный маневр и неудобную для противника тактику. Это его сближает в чем-то с куда более поздними мастерами. В суэтнемовском подходе тактически и идейно было больше, скорее, от итальянцев.

Книга его читается с трудом: едва закончив с посвящением трактата принцу Генри, Суэтнем берется... за воспитательную работу. Местами текст становится больше похож на проповедь в церкви, чем на учебник фехтования. Читать это неприятно, скучно и утомительно, и тем наивным читателям, которые сразу хотели полезных сведений и практических советов, можно только посочувствовать. Впрочем, через некоторое время, не забывая о душах несчастных читателей, Суэтнем все же переходит к главной теме. Сам по себе материал небезынтересен, но читается совсем не как переводные итальянские работы, а уж тем более трактаты Сильвера или книги других англичан, увидевшие свет в конце XVI - начале XVII вв. Интересно, однако, что как убежденный протестантский моралист Суэтнем основательно критикует всевозможных забияк и тех, кто убивает почем зря противника на дуэлях. В его фехтовальной системе отдается явный приоритет нелетальным ранениям. Подобно шекспировскому Тибальту он предпочитал "царапать" недругов, но в отличие от шекспировского персонажа не хочет их убивать.

Вообще-то своим морализаторством Суэтнем выделяется среди очень многих фехтовальщиков. Многие ничего не писали о "нравственной науке", намеренно избегая этой темы - тот же Камилло Агриппа ее только упомянул. Другие упоминали вкратце необходимость соответствовать церковным установлениям и общественным нормам. Очень многие были равнодушны к этой теме. Особый интерес к воспитанию дворянской молодежи показывали некоторые из испанских мастеров Дестрезы, убежденных католи. Но у испанцев, во всяком случае некоторых, эти рассуждения звучат гораздо человечнее и искреннее. Суэтнем разве что может убедить читателей в том, что пьяный разврат и дуэли по пустякам - самый приятный образ жизни, если такой зануда категорически против. По самому трактату не так просто сказать, что больше всего влияло на его "высокоморальное" содержание. Это мог быть король Иаков I, ханжеством и стремлением "закрутить гайки" создавший совсем другую атмосферу в Англии, чем во времена Елизаветы. Это могла быть необходимость блюсти приличия как наставнику принца Генри. Могли влиять какие-то особенности суэтнемовского воспитания.

Зато даже при беглом взгляде на его второй выдающийся опус начинаешь понимать, что человеком Суэтнем был своеобразным - даже по тогдашним временам и нравам. Книга эта знаменитая, поизвестнее фехтовального трактата. Посвящена она женщинам - причем, именно обличению и разоблачению неисправимо испорченной женской природы. Трактат получил большую известность у протестантской общественности, его читали и цитировали с большим пиететом британские ханжи и фанатики разных видов. Книга вышла фундаментальная: Суэтнем не поленился проштудировать античных авторов и Библию, чтобы доказать всю зловредность женщин от сотворения мира и вплоть до его времен. Ужасы брака и семейной жизни тоже заняли достойное место в его шедевре. Позднее в Англии стали публиковать памфлеты и книги в его поддержку, и даже нашлись оппоненты, которые пытались защитить женщин от Суэтнема сотоварищи. Но до нынешних прогрессивных времен было далеко, и отдельные подвижники сражались против серьезных сил. Вскоре на сцене британских театров даже появилась пьеса, где автор откровенно глумился над Суэтнемом, выведя его под греческим именем... Мизогин. Этими-то подвигами Суэтнем и обессмертил себя, и современным адептам феминизма, гендерных штудий, а также серьезным исследователям литературы и театра тюдоровской и стюартовской Англии он очень хорошо знаком.

Неслучившаяся история

Самым первым европейским учебником по фехтованию уже давно считается манускрипт I.33. Об этой великолепной и необычной во многих отношениях книге я уже писал. I.33 - иллюстрированная рукопись на латыни с отдельными терминами немецкого происхождения. До сих пор она поражает качеством и основательностью материала. Составил ее некий клирик Лютегер, который обучал фехтованию на мече и баклере как монастырскую братию, так и других лиц (и даже женщину по имени Вальпургис). Сейчас эту книгу чаще всего относят к первой трети XIV века. Уже есть целый ряд ее переводов на английский и масса самых разных расшифровок и интерпретаций. Но что если Лютегер не был самым первым? Что если были более ранние учебники фехтования?



Иллюстрация из I.33

Упоминание о такой книге можно найти в  "Жизнеописаниях древних и наиславнейших провансальских пиитов..." 1575 года.  В суховатом "жизнеописании" знатного трубадура Гильема де Сент-Дидие говорится о его рифмованном переводе на провансальский язык басен Эзопа и "прекрасном трактате о фехтовании, посвященном графу Провансскому"! В свое время, в конце XIX века, кое-кого из французских энтузиастов фехтования этот отрывок порадовал: первый учебник по фехтованию во всей Европе составил француз! Ведь де Сент-Дидье жил во второй половине XII века.
( Read more... )

Сюжет для Уильяма нашего Шекспира - III

Шекспировские страсти не закончились даже со смертью Фабриса. Целый ряд последователей Фабриса вновь и вновь переиздавал его трактат. Кое-кто добавлял свои иллюстрации. Иные мастера (в этом обвиняли кое-кого из венецианцев) просто занимались плагиатом и крали его идеи. Обвиняли в этом не кого-нибудь, а самого Николетто Джиганти, автора довольно известного трактата - дескать, всю вторую часть трактата украл. Впрочем, возможно, Джиганти в этой краже 1622 года и не был виноват. Это могла быть чья-то пиратская перепечатка. А книжное пиратство процветало уже тогда, в том числе в сфере фехтовальных трактатов.



Николетто Джиганти, собственной персоной.

( Read more... )

Сюжет для Уильяма нашего Шекспира - I

В 1609 году в свет вышел памфлет, обвинявший польского короля Сигизмунда III Вазу в намерении убить родного дядю. Вскоре памфлет перевели на латынь [не английский!], и была там изложена следующая история:
( Read more... )

Помимо таких простых и удобных инструментов нотации, как изображение следов на земле, нумерация, простые линии, показывающие траекторию движение, в старинных трактатах использовались и другие, более опосредованные методы визуального объяснения. Особенно в этом отношении отличились художники-иллюстраторы.

Самым простым способом показать движение и положение тела без следов ног и прочих украшений было изображение плитки на полу.
Этим методом пользовались очень и очень многие авторы.

Вот, к примеру, как показаны стойки и шаги у Акилле Мароццо:



( Read more... )

Начиная где-то с девяностых годов прошлого века ряд европейских реконструкторов старинного фехтования пытается понять, как же в действительности работали разные варианты старинного фехтования. Помимо хорошо известных реконструкторских подходов, вроде воссоздания доспехов, воссоздания приемов и техник боя, на первый план вышла фундаментальная проблема - проблема движения.



Если вдуматься, реконструкция некоего специфического "старинного" движения может запросто показаться абсурдной. В конце концов (и так рассуждали не без оснований очень многие), человек во все времена остается человеком, и если уж он здоров и способен перемещаться, то будет двигаться примерно одинаково что в наши дни, что тысячу лет тому назад. Но практическое столкновение с материальными реликтами Средневековья очень быстро сбивало этот настрой, и перед реконструкторами вставала во весь свой гигантский рост проблема: как разумное, ловкое и тренированное существо должно преодолевать ограничения оружия, доспехов, местности, одежды, обстоятельств и угроз со стороны противника? Есть ли вообще способ что-то прояснить в этой области? С начала XIX века, когда романтики вслед за Вальтером Скоттом пытались заново примерить архаичный доспех, нередко созданный сумрачным гением мистификаторов, фальсификаторов и не очень добросовестных антикваров, а вслед за тем, размахивая также весьма громоздкими музейным оружием, почувствовать себя рыцарями века эдак XIV, проблема осталась, хотя знаний по теме накопилось немало. И вот под конец века XX некоторые светлые головы (на Западе - такие энтузиасты как Патри Пульезе) решили, что некоторые секреты могли бы раскрыть старинные танцы.

Старинный танец с мечами, из французского автора Арбо 1589 г.



Действительно, во многих национальных традициях традиционные танцы могли, в принципе, нести в себе полузабытые элементы воинской подготовки или даже попросту приемы, перемещения и движения из боевых искусств, причем зачастую с оружием.

Английское пособие по танцам, 1651 г.




Идея эта - не новая, не в двадцатом веке появилась, но попытки сопоставить описание, а кое-где и нотацию различных танцев и отдельных движений с движениями из европейского фехтования открывают новую, хотя все еще очень смутную перспективу хоть что-то узнать о технических секретах старинных европейских боевых искусств. Правда, пока о великих прорывах в этой теме не слышно, но реконструкция фехтования - вообще штука очень непростая и долгая. Кое-что, впрочем, уже изменилось: не зря в книга Сиднея Англо нотация, то есть способ более-менее точного визуального или текстуального изложения стоек, перемещений и ключевых движений, занимает очень важное место. Тем более, что многие трактаты содержат такую информацию, а значит из нее кое-что можно извлечь, даже если текст не всегда дает такую возможность. Вот потому-то и старинные учебники танцев могут неожиданно пригодиться адептам, интересующимся какой-нибудь ренессансной рапирой или мечом и баклером.

Из трактата Иоахиме Мейера: разметка на полу и фазы движения: